Нечаев. Собиралась, да мимо прошла. Впрочем, всю дорогу где-то сверкало. Ужасная духота!
Веревитин. Зарницы, должно быть. Что, водочка?
Заплаканная Марфа молча ставит водку и закуску.
Давай, давай, матушка, – как звать-то, забыл, ты у них недавно?
Марфа. Второй уж год. Марфой зовите, барин.
Веревитин. Ну, не помню, прости. (Наливает рюмку и с удовольствием пьет.) А все вот отчего, – от водочки! вот кто погубительница-то наша, враг рода человеческого! (Снова наливает.) А вы рюмочку?
Нечаев. Нет, как можно! Да ведь Николай Андреич ничего и не пил, совершенно?
Веревитин. Теперь совершенно, а посмотрели бы на него раньше. Да! Таких на очереди у меня еще трое: Алексей Иваныч Чикильдеев, пожалуй, Попов, Степан Гаврилыч, да я, третий. Александру Петровну мне жалко, хороший она человек!
Нечаев. Боже мой, Боже мой, как все это неожиданно и… Иван Акимыч, а отчего за родными не послали, никого нет?
Веревитин. За Петром Петровичем, дядей, посылали, да он еще вчера на дачу уехал, только завтра вернется. Да и зачем они? – только лишний шум да слезы. Так-то в тишине лучше… (Вошедшей Наде.) Ну что, дружок?
Надя. Сейчас жареное будет, Иван Акимыч, разогревают.
Веревитин. Напрасно хлопочешь, душечка, я уже закусил и выпил. Когда теперь жарить.
Надя. Это ничего, Иван Акимыч, это от обеда осталось. Я очень рада. Я сейчас у Васи была; он проснулся и сюда хотел, но я не пустила.
Веревитин. И правильно, нечего ему тут делать!
Нечаев. А мама?
Веревитин. Они все в спальне, пусть их. Ваше благородие, угостите-ка папиросочкой, я свои все выкурил.
Нечаев. Извините, Иван Акимыч, нет, так же все за дорогу-Надя. Я сейчас папиных из кабинета принесу. Только вы не уезжайте, Иван Акимыч, дорогой!
Веревитин. Никуда я не уеду.
Надя выходит.
Я сам нынче на дачу собирался, так все равно уж, тут ночевать буду. Эх, Никола, Никола – а давно ли на именинах гуляли. Что, Марфуша, жареное?
Марфа. Баранина.
Веревитин. Ну, давай баранину – баранина так баранина. С утра нынче не ел, так вот теперь и захотелось. А что… все забываю, как вас зовут… Корней Иваныч, да! на каком теперь курсе Всеволод?
Нечаев. На четвертый перешел.
Веревитин. Недолго, значит, до окончания осталось, это хорошо: надо семью поддерживать, семья-то не маленькая. У меня у самого, батенька, пять штук, да еще все попечения требуют. Сдохну, нищими останутся… А, это ты, тетка! Ну, что там?
Вышла из спальни тетя Настя и с тем неподвижно горестным лицом присела к столу.
Тетя. Ничего, все то же. Иван Акимыч, а отчего он все дышит ровно-ровно, а потом вдруг всхрипнет?
Веревитин. И мы с тобой будем всхрипывать, как Кондратам придет. Да к тебе не придет, ты Кощей бессмертный. Лед меняла?
Тетя. Меняла. А такой лежит, как будто спит, и грудь подымается ровно!
Веревитин. Да, грудь широченная, как площадь мощеная. Да ты погоди, Настасья, не обмокай, ведь я еще и сам ничего не знаю. Ведь сила-то у него не твоя, так что ж ты раньше времени!..
Надя (вошла). Насилу отыскала папиросы, они в ящике. Вот, Иван Акимыч, курите. Корней Иваныч, берите. А там ничего?
Нечаев. Ничего, все хорошо. (Тихо.) Надежда Николаевна, я тут боюсь помешать, я лучше в саду посижу. Вот папиросочек возьму и… В случае нужды я тут же, на террасе. И Севе скажите, что я тут, если спросит. Кажется, есть надежда, слава Богу.
Надя (крестится). Слава Богу! Хорошо, идите, голубчик, я тогда позову.
Нечаев, осторожно ступая, выходит. В черных окнах слабый мгновенный свет далекой глухой молнии.
Веревитин. Проголодался. Тетка, ты бы с нами посидела, что стоишь. Все равно там ничего не сделаешь. Тетя. Ничего. Надя. Ты куда, тетя? Тетя. За льдом.
Надя. Так зачем же ты сама? Я сейчас!
Быстро выходит.
Веревитин. Тетка, на дачу я уже опоздал, я у вас лягу. Приготовь мне на диванчике. Ты провиант покупаешь? – хорошая баранина, надо сказать себе взять.
Тетя. Я тебе в кабинете приготовлю. Окна не закрывай, а то жарко к утру будет. Тебе простыню или одеяло?
Веревитин. Простыню, разве теперь под одеялом проспишь? А мух у вас много?
Тетя (с тем же неподвижным лицом). Мух нет, Коля их сам не выносит.
Надя (приносит небольшое ведерко со льдом, поясняя). Я сама, а то Петр очень стучит.
Осторожно входит в спальню.
Тетя (ни к кому не обращаясь). На кого они останутся?
Веревитин (сердито). Да погоди ты отпевать раньше времени! Характерец у тебя кремневый, а распустилась ты, как кисель. На кого останутся!
Тетя (все так же). А на кого я останусь!
Из спальни выходят вместе Всеволод и Надя. У Всеволода успокоенное лицо.
Веревитин. Ну, как?
Всеволод. Мне кажется, что пока ничего – как вы думаете, Иван Акимыч?
Надя. Он как будто заснул. Правда, Иван Акимыч?
Веревитин. Ну, и слава Богу. А мать?
Всеволод. Она там хочет сидеть. Я ее звал сюда, но она не идет. Я там окно открыл, ничего? Душно очень, и мне кажется, что свежий воздух будет полезен.
Тетя молча поднимается и уходит в спальню. За ней следят глазами.
Веревитин. Да, да, свежий воздух, отчего же? А я и не заметил, что там закрыто.
Всеволод. Я так и подумал, что хорошо. А мы, Иван Акимыч, пошли с Нечаевым гулять, да и забрались…
Надя. Он здесь, Сева. Он на террасе сидит, не хочет тут мешать. Он такой добрый.
Веревитин. Да кому он помешает? Зовите его сюда, что ж он в темноте сидеть-то будет.